Место рождения: Сакраменто, штат Калифорния, США Образование: бакланавр инженерной механики, факультет инженерной механики, Калифорнийский университет в Сакраменто (не завершено, четыре полных семестра) Профессия, род деятельности: механик в автосервисе, бывший член развалившейся криминальной банды
1992 — 2020
Ярче всего ему запомнилась, наверное, алая лужица на полу, накапавшая со лба Нелли. Или Молли. Как же её там, дуру?.. Кудрявая идиотка сидела на скамье ожидания, поджав ноги и уронив голову в ладони, пока с другого конца города на всех парах неслись охреневшие от звонка директора родители. Нелли-Молли беспрестанно касалась его плечом и бросала слишком частые, почти театральные взгляды в сторону обидчика. «Мне больно, мне больно, мне больно!» — кричали её глаза, злобно блестевшие среди слипшихся от крови кудряшек, и Чарли нутром чуял, что перед ним разыгрывают один сплошной бездарный спектакль. Ему тоже по башке пару раз прилетало — велика трагедия. Нечего было раскрывать свой поганый рот перед всем классом. Да только кто ж его поймёт, малолетнего дурака, на которого так легко можно повесить всю вину? Снова и снова. И снова. В тот день он перестал быть местным шалопаем и обзавёлся ярлыком бесчестного хулигана.
Он приходил домой босиком, когда парни постарше забрасывали его кроссовки на крышу школы, и мама говорила ему:
— Ну, что за размазня! Дай им разок в нос — они отстанут.
Он дал, и они не отстали.
Он приходил домой в синяках и ссадинах после того, как те же парни протащили его лицом по всему футбольному полю, чтобы отпинать по почкам за туалетами, и мама говорила ему: — Сколько можно поддаваться, научись постоять за себя!
И он научился.
Он ударил девчонку, которая слово в слово списала его эссе, спустив оригинал в унитаз вместо того, чтобы вернуть автору, — толкнул со всей дури, когда она назвала его отсталым, демонстративно вертя в руках оценённую на «отлично» работу, в то время как ему самому влепили отработку; Нелли-Молли приложилась виском об угол парты, и мама говорила ему: — Завидуют только бездари, а девчонок бить — это вообще не по-мужски. Не умеешь писать — займись хотя бы спортом!
И он занялся, пообещав себе больше не связываться ни с девчонками, ни с литературой.
Пинать мяч оказалось проще, чем складывать слова в предложения. Теперь отец иногда по утрам отрывал глаза от газеты, чтобы выдать что-то вроде:
— Футбол закаляет дух. Помню, было мне лет столько же, сколько тебе...
Или:
— Нелли славная девочка. Дочка нефтяников, верно? Можешь пригласить её как-нибудь.
И больше:
— Приду в среду посмотреть, как ты забьёшь гол этим неудачникам.
Но не пришёл ни на один матч. И Чарли не привёл в дом ни одной дочки — ни нефтяников,
ни юристов,
ни банкиров.
***
Чарли обзавёлся парочкой друзей таких же отчаянных, как и он сам. Старшеклассники, регулярно колотившие его за углом, выпустились, и на смену им пришёл сам Чарли и несколько ребят из команды. Били они только за дело и только на равных условиях — таково было главное правило. Но этого оказалось мало, чтобы впечатлить девчонок из группы поддержки. Каждый, кто входил в околофутбольную тусовку, мечтал заполучить внимание чирлидерши или как минимум кого-то из её «стайки», поэтому на повестке дня появилось предложение, никому не показавшееся идиотским: угнать мотоцикл с штрафстоянки. А потом один отсталый закурил над открытым бензобаком. Сгорел и мотоцикл, и гараж, и соседние зацепило. Даром, что никто не пострадал.
Чарли остервенело натягивал на себя робу для общественных работ, и мама говорила ему:
— Будет тебе школа жизни. Может, найдёшь работу?
И отец, не отрывая глаз от своей сраной «Сакраменто Ньюс»:
— Один мальчик играл со спичками…
А Чарли оттарабанил штрафные часы в порту, устроился на подработку в мастерской и с тех пор полюбил мотоциклы всем сердцем.
***
Эндрю Никсон выбивался из привычной картины мира, которую Чарли сам себе нарисовал. Этот парень возник из ниоткуда, а уже вёл себя, как король ёбаного мира — будто всё вокруг принадлежало ему. Школа не могла проигнорировать появление свежего мяса, и каждый ученик каждого класса оказался помешан на перемывании косточек новенькому.
— А у Ричарда Никсона вообще сколько детей было?
— Думаешь, Никсон из этих краёв?
— Интересно, у Никсона есть девушка?
— Никсон то…
— Никсон сё…
Талантливый, амбициозный, одетый с иголочки обладатель знаменитой фамилии — кто мог устоять? Большинство просто любопытствовали, но находились и такие, кому жизненно необходимо было очертить границы — и Чарли стал adelantado среди своих. Словно бы невзначай заехав мячом по чужому точёному лицу, Чарли, сам того ещё не зная, сделал первый шаг к долгой и неоднозначной дружбе. События, развивающиеся далее, казались такими привычными: массовая драка на футбольном поле, злобное шипение и уничижительные взгляды в лазарете, задавленные ругательства в директорском кабинете, молчаливая клятва в вечной ненависти, а потом… А потом вдруг — дюжина отработок и вдвое больше общих тем для разговора. Энди оказался вовсе не прожжённым мажорчиком, которому вся жизнь — со всеми её благами и перспективами — подаётся на белоснежном блюдечке с золотой каёмочкой, а обычным мальчишкой, как все, с той лишь разницей, что казался старше сверстников.
Энди мог предугадать последствия любой больной идеи ещё до того, как она срывалась с языка Чарли. В отличие от него, Энди не растрачивал всё свободное время на тусовки и бессмысленную показуху — этот парень всегда был как бы на шаг впереди. А может, перерос — в конце концов, он и был старше. Когда Чарли ломал голову над тестом на профориентацию, разрываясь между ответами «правильными» для родителей и такими, какие были ближе ему самому, Энди уже будто бы кристально ясно представлял своё будущее. Разумеется, их дружба вовсе не напоминала этакую смесь льда и пламени, чёрного и белого, ментоса и колы. С Энди не было скучно. Чарли таскал его за собой повсюду, даже если тот поначалу брыкался и отнекивался. Пьяный Энди на борту заброшенной яхты, смеющийся Энди в толпе одноклассников-идиотов на выпускной вечеринке, Энди с косяком, Энди в шапке Санты — всё это так шло ему к лицу. В свою очередь, Энди мог придумать идеальный план проникновения в заброшенные шахты, достать элитный табак или взять Чарли с собой на экскурсию по полицейской академии. Они дополняли друг друга, и не удивительно, что постепенно Энди заменил собой всех приземлённых дружков Чарли, многие из которых так и не выбились в люди. Пожалуй, иногда Энди заменял собой весь мир.
Мама всегда улыбалась Энди. Отец пожимал ему руку, как равному. Чарли отрешённо думал: наверное, какого-то такого сына они всегда и хотели. Но вышло что вышло, и Чарли старался слепить себя из того, что имелось в наличии. Возможно, они втроём сговорились, а может, Чарли наконец взялся за ум, но после долгих месяцев уговоров и ссор с родителями он отказался от казавшейся тогда вполне рабочей идеи продолжить работать в мастерской до самой смерти и решил поступать в тот же университет, что и Энди — тот уже пару лет как засыпал его восторженными сообщениями о студенческой жизни, сопровождая их дразнящими фотографиями. Нелегко было сдувать слой вековой пыли со всех знаний, усвоенных когда-то по крупицам, но Чарли слишком сильно хотел доказать миру вокруг и себе — в первую очередь, — что он ничем не хуже всех тех, которым сразу повезло родиться с мозгами или шестизначной суммой денег на счету. А может, он просто привязался к Энди.
Разумеется, ни одной стипендии Чарли не одобрили, и пришлось выложить все сбережения, которые мистер и миссис Мокуа дальновидно откладывали с самого рождения Чарли. Что иронично, спустя несколько дней от его заселения в кампус родители заявили, что у Чарли скоро будет маленький брат или сестра.
Так начался его первый учебный год. Энди был рядом.
***
Чарли пугало само слово «юриспруденция», не говоря уже обо всех научных терминах, которыми пестрили конспекты Энди, поэтому попытка проникнуться его направлением провалилась с треском в конце первого же семестра. Да и кто бы его принял с судимостью? Чарли не торопился с выбором факультета и числился вольнослушателем вплоть до конца года, пока наконец не выбрал инженерию. Для него не было ничего проще и естественнее, чем перебирать движки. В конце концов, он занимался этим с того дня, как впервые сел на велосипед и задумался, как он работает; угнанный мотоцикл и подработка в сервисе лишь подогрели интерес.
Первый год можно было в целом ознаменовать двумя словами: «тусовки» и «девчонки». Определившись со специальностью и проникнувшись обстановкой, Чарли расправил крылья и пустился в изучение местной «флоры» и «фауны». Студенческие сообщества, вечеринки, спортивные матчи, подготовка к экзаменам до утра, травка, побеги за территорию в комендантский час — классика! Чарли наслаждался всем, что его окружало. Он продолжал играть в футбол уже в местной сборной, вытянулся в росте, раздался в плечах, перестал бездумно махать кулаками, научился аргументировать свою позицию красиво, словами через рот — само собой, девчонки стали липнуть к нему так же, как к Энди и любому другому успешному студенту. Чарли не узнавал себя в отражении. Всё было так здорово, что ему казалось, будто он взял чью-то жизнь взаймы и проживал её в ожидании часа расплаты.
Чарли ввязался в отношения. Даже в несколько. О нём до сих пор ходили паршивые слухи со школьных времён, но находились девушки либо достаточно отчаянные, либо глупые, либо ничего не знавшие о Нелли-Молли. Некоторые пытались его перекроить на свой лад, думая, может, Чарли только напоказ такой грубый придурок, а внутри — мягкий и пушистый. А внутри у него не было ничего — ни мягкого, ни пушистого. Никакого. Там было тихо, пусто, спокойно. Чарли не стремился связывать себя обязательствами, не обладал амбициями. Ему хотелось ещё посмотреть мир, поковыряться в движках и, может, выпить по пиву с Энди в пятницу. Чтобы так было всегда.
Поначалу они с Энди были буквально не разлей вода. Несмотря на разные компании, парни часто умудрялись оказаться в одном месте в одно время. Чарли сам не заметил, как вдруг перестал проводить черту различий между ними. Он больше не был неотёсанным быдланом с улицы, а Энди не казался недостижимым образцом, на которого Чарли равняли родители. Больше не имели значения ни профиль, ни возраст, ни порода. Университет очеловечил их обоих, привёл к общему знаменателю, и оттого лишь тяжелее Чарли было утратить всё это.
***
Всё началось, как это обычно бывает, со случайных знакомств. Пары слов, брошенных через плечо. Ленивых встреч на краю города — просто от скуки. Чарли уставал от учёбы, многие науки давались ему со скрипом, экзамены начинали пугать до чёртиков. Из переписок и редких встреч с семьёй — и с подрастающей сестрёнкой, чьи первые шаги он бездарно пропустил, — Чарли всё чаще замечал, что на столе в их доме больше не появляется хорошее вино, отец перестал загонять машину на мойку и орудует тряпкой сам, а мать выходит на улицу в туфлях пятилетней давности. Учёба Чарли встала им в копеечку, и с незапланированным пополнением дела их стали совсем плохи. Беззаботное будущее маленькой Джули оказалось под вопросом. Чарли это ненавидел. Чем больше он сознавал свою вину, тем противнее ему становились стены alma mater.
Не было ничего удивительного в том, что он уцепился за первую подвернувшуюся возможность сорвать куш. Угнать автомобиль «по заказу» ему не составило ни труда, ни стыда, и это был отличный способ отвлечься и развлечься. Чарли понятия не имел, с кем связался, до тех пор, пока подработки не стали сыпаться одна за другой. Тогда он начал задавать вопросы, и ответы… ничего в нём не всколыхнули. Внутри у Чарли не пробудился Голос Разума и Совести. Тачки гнать — не девчонок бить, правильно? В конце концов, он ворует у богатых. Этим — псам-падальщикам американской экономики — не жалко, заработают ещё. Ну а то, что он, Чарли Мокуа, подающий маломальские надежды сын и студент, теперь работает с местной бандой — это ничего. Он ведь работает не на банду. Захочет — развернётся и уйдёт.
Чарли был наивен.
Однажды тот парень — латинос Льюис, которому его рекомендовали, тот, что поручился за него в банде — забил встречу и говорит: у меня есть тема. Говорит: беспроигрышный вариант. И Чарли развесил уши, послушал, дурак, проникся обещанием неземных богатств. Разве были у него основания сомневаться? До тех пор банда работала на Чарли безотказно. Что ни дело — то неплохой, даже шикарный заработок для студента. И Чарли, не думая, снял все деньги со счёта, куда родители положили всё, что предназначалось для учёбы, и вручил Льюису на сраном блюдечке с каёмочкой, не потребовав никаких гарантий. Льюис испарился на долгие недели и месяцы, и всё, что Чарли слышал в банде — «Мы своих не бросаем». То было начало четвёртого семестра, но с каждым днём Чарли всё меньше верил, что получит свои богатства до начала следующего.
Первое время Чарли исправно помогал семье и буквально засыпал их деньгами — понемногу, но часто, — ссылаясь на удачное предложение работы в сервисе от официального дилера. По утрам он и впрямь заглядывал в старую-добрую мастерскую, где работал ещё в школе, но уже не затем, чтобы подкрутить пару гаек, но чтобы встретиться со связным. Мама с папой принимали его фотоотчёты в инстаграме — машинки, детальки, дешёвое курево в перерывах — за чистую монету, так и не прочухав про деньги, а Чарли после чашки чёрного зернового в мастерской садился в очередную неприметную тачку-болванку, которую сегодня же отправит под пресс на надёжной свалке, только чтобы с неё пересесть в коллекционный «Порш» на другом конце города. Ювелирно подогнать красавицу на крытую парковку. Дать «на лапу» продажному парковщику. Вручить ключи заказчику. Отсчитать себе несколько полтинников. Деньги не пахнут, — убеждал себя Чарли. Он и не принюхивался.
За тачками пришло оружие, после него — доставка грузов, вербовка, переговоры, охрана, наркотики… Чарли не заметил, как за считанные месяцы по уши увяз в делах банды. Как начал перебрасываться дежурным «Como estas?» с латиносами в точке «сбора» и понимать ответ без переводчика. Как окончательно перестал показывать нос на занятиях, слишком устающий после догонялок с дилерами-крысами до утра или особенно длительной развозки веса покупателям; утративший веру в то, что вообще успеет расплатиться и продолжить учёбу. Как день ото дня темнел взгляд Энди, когда тот, поправляя галстук, отправлялся на занятия, а Чарли, отряхивая пыль с видавшей виды кожанки, возвращался под утро и, не здороваясь, валился на кровать прямо в обуви. Как впали его обросшие щетиной щёки — Чарли не успевал ни побриться, ни переодеться, порой не хватало времени даже полноценно пообедать. На теле стали появляться татуировки — просто всякая памятная ерунда в честь посвящения или особо удачных «дел». Губы и руки обветрились от постоянной работы в поле, на отдалённых складах. Вместо ответа друзьям и знакомым у него теперь было «Потом».
Чарли не заметил, как вновь стал узнавать себя в зеркале. Не заметил и то, как одним солнечным утром Энди съехал.
***
Чарли бросил универ в том же году. Льюис, конечно, рассчитался с ним с нехилыми процентами, но в отсутствие лучшего друга Чарли уже стало попросту незачем возвращаться: кому нужны скучные академические знания, когда Чарли может сегодня же выйти на улицу, поздороваться с кем надо и за один вечер заработать больше, чем любой книжный червь, горделиво выпячивающий свой снобский значок братства? Всё их червячье будущее сводилось к тому, чтобы подлизать декану, получить насквозь пропитанную фальшью рекомендацию и усадить задницу в кожаное кресло заместителя управляющего какой-нибудь компанией. Чарли усаживал свою задницу на новенький «КТМ», о каком и не думал мечтать на первом курсе, и ему не нужно было чем-то управлять, чтобы знать, что в этом городе есть целые улицы, где, к кому ни подойди — получишь всё, что пожелаешь, стоит лишь оказать ответную услугу. Улицы — это бартер, — уяснил себе Чарли. И ни в одной книжке об этом не напишут. Ни в одной диссертации. Ни в одной газете.
Родители узнали об университете случайно, после звонка из коммерческого отдела. Чопорные дамы с кричащим маникюром не сумели связаться с Чарли, сменившим номер, лично, чтобы сообщить ему, что допустимый срок его незапланированного академического отпуска подходит к концу и он не сможет восстановиться без доплат. Охреневшие родители, также потерявшие всякий контакт с сыном, кроме регулярных уведомлений о входящих перечислениях на счёт в банке, спустя некоторое время додумались проверить этот самый счёт и, разумеется, не досчитались пары нулей. А когда Чарли наконец изволил им позвонить с таксофона, его портрет уже крутился в местном розыске и родители даже слушать его не стали, пообещав не притрагиваться к «грязным деньгам». Больше Чарли к этому счёту доступа не имел. Тем не менее, все последующие годы и до сих пор он откладывал приличную сумму с целью когда-нибудь вручить эти деньги сестре. У него даже завещание было на всякий случай. Выходя на улицы, нужно быть готовым не вернуться.
Банда покрывала его не один раз — портреты разыскиваемых якобы дилеров (на деле же ни Чарли, ни кто-либо из банды толком не представлял, как выглядит их главный поставщик) появлялись и вскоре исчезали из телевизора и газет. Однако Чарли всё чаще был вынужден уходить на дно, занимаясь всё более неприглядной работёнкой. Его стали пускать за закрытые двери, и то, что случалось там, случалось там навсегда. Чарли не мог вынести это за пределы банды. Не мог поговорить о пережитом даже со своими. Сначала он стал путаться в своих фальшивых именах и документах, потом — в именах и лицах людей, которых похищал, избивал и насиловал. Просто… ну, в банде свои порядки, верно? Есть вещи, против которых уже поздно пойти, как бы ни хотелось. Скажут бить — будешь бить, скажут стрелять — выстрелишь, не дрогнешь. Чарли не заметил, как стал работать на банду, не имея возможности соскочить. У него были все деньги мира, а сбежать всё равно бы не получилось ни в соседний город, ни в другую страну просто потому, что все местные «спецы» по «стиранию» человека с лица земли оказались под колпаком у банды. И до поры до времени Чарли мирился с почти приятной тяжестью пистолета в уверенной руке; он мог, не отводя взгляда, выстрелить в лоб зарвавшемуся наркоше или предателю, мог свернуть человеку шею голыми руками или без зазрения совести вынести пару тонн налички, которую заботливый отец годами зарабатывал для своей семьи с ребёнком-инвалидом. К этому Чарли привык.
Но однажды где-то там, наверху, сменилась власть, и очень скоро портрет Чарли снова крутился в розыске — на этот раз федеральном. Их наконец накрыли по-крупному. Счета ушли под арест, а банда — вот так запросто — разбежалась. Чарли остался один на один с карающей дланью. И даже Омерта утратила свою силу.
2021 — 2022
Мексика встретила его куда более радушно, чем Никсон. Показав тюряге средний палец, Чарли без лишних раздумий пересёк границу — ведь не было ни единой причины и далее задерживаться в этом гадюшнике. Мастерскую прикрыли за отмывание грязных баксов, родители притворились, что у них вообще никогда не было сына, а мистер прокурор в жизни больше не заговорил бы со своим подзащитным обвиняемым, так что могло удержать Чарли? С лёгкой руки он продал квартиру в Мидоувью, прихватил рюкзак денег и укатил на своём верном железном коне в закат, прочь от старой жизни. Он же обещал.
С начала двадцать первого и вплоть до международного, блядь, дня полёта человека в космос, дела шли неплохо. Дела шли просто охуенно: утром Чарли ковырялся в тачках, днём считал кассу, вечером поколачивал разной породы дураков, возомнивших себя следующими королями подпольных боёв. Всё, как Чарли и хотел. Всё, как он привык, за исключением наркоты и перестрелок — в такое дерьмо он больше не ввязывался. Его хватало только на мелкие услуги, чтобы заручиться поддержкой местных картелей. Чарли хотелось покоя.
Но покой ему только снился — Калифорния не заставила себя ждать, растрепав Чарли сердце одним коротким сообщением от Дэни Англичанина. Свежие обиды ещё не были прощены, ничто не тянуло Чарли вновь пройти через Ворота к приискам, но совесть взяла своё. Чарли не мог оставаться в стороне, пока его старому другу и спасителю от тюрьмы угрожают убийством. К тому же, он и впрямь задолжал Дэни.
План провалился уже после того, как дело было сделано. Чарли отделался малой кровью: год и два месяца с правом на условно-досрочное. Двум другим ребятам повезло меньше, но Чарли не планировал вновь прибегать к помощи старых знакомых. Дэни сдержал обещание, и Энди так ни о чём и не узнал. Но только до определённого момента.
Чарли отсидел десять месяцев и вновь открыл старую автомастерскую в Сакраменто, выкупив в ней солидную долю. Возвращаться к потным латиносам и песку в зубах больше не хотелось. Может, тамошняя криминальная обстановка не внушала уверенности в завтрашнем дне, а может, Чарли так и не нашёл в себе сил навсегда закрыть главу взаимоотношений со своей семьёй. В любом случае, ah shit, here we go again. |
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore "magna" aliqua. Ut «enim» ad minim veniam, quis nostrud exercitation ullamco laboris nisi ut aliquip ex ea commodo consequat. Duis aute irure dolor in reprehenderit in voluptate velit esse cillum dolore eu fugiat nulla pariatur. Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit, sed do eiusmod tempor incididunt ut labore et dolore "magna" aliqua.
renegay
